Положение такое же, какое было у нас до революции. Напомним, что театром Чехова и Горького мог стать только русский Художественный театр, находившийся в оппозиции к искусству господствующих классов.
В фарсе случайность перестает быть случайностью (как и в мелодраме), а проделки комика предстают равно безумными и методичными. С такой же неумолимостью действует и злодей в мелодраме, и судьба в трагедии. Фарс олицетворяет квинтэссенцию театрального зрелища, с присущей последнему универсальной тенденцией «срывать маски», обнажая скрытые стороны действительности и постоянно стимулируя импровизацию,
При всех достоинствах этого произведения, проявившихся особенно в интересном и весьма дискуссионном спектакле «Комише опер», на этот раз совершенно ясно, что эстетика оперы находится в противоречии с театральной эстетикой шекспировской комедии. В растянутое «оперное время», не соответствующее времени поэтическому и времени комедийному, прокрадывается скука. Камерность оркестрового звучания еще не гарантирует необходимой легкости развития действия. Акробат
Брехт, как и во всем, подходит к XX в. совсем с другого конца. Все его интересы сосредоточены в картинах внешнего мира, окружающих человека по мере свершения его судьбы.
Бессильные герои С. Беккета менее всего способны на какое-либо действие, включая самоубийство. «Надо было думать об этом раньше, когда мир был юн, в девяностые годы»,- говорит Владимир уже в самом начале пьесы «В ожидании Годо». Не желая иметь ничего общего с миром варварства, герои Беккета искусственно создают для себя некое подобие смерти в жизни, когда отбрасываются все атрибуты существования, в надежде приблизиться к Ничто, которое становится для них одновременно и недостижимой целью, и страшной реальностью.
Ощущение греха, испытываемое Селией, не имеет жизненной основы. Она начинает ощущать что-то более далекое и одновременно более реальное для нее, чем жизнь. Может быть, здесь Элиот возвращается к концепции первородного греха. Селия — наиболее экзистенциалистский из героев Элиота. Ей представлена самая широкая возможность выбора: жизнь в реальности, похожей на сон, или не ведомая никому, даже доктору Райли, дорога к вечной жизни. Позже, уже в третьем акте, зрителю дано узнать, куда привела Селию эта дорога. Она вступила в какой-то христианский орден, попала вместе с миссионерами на остров и была распята во время резни, спасая больных чумой туземцев. Элиот не зря преподносит зрителю это сообщение уже в финале пьесы, в обстановке второй вечеринки с коктейлями, которую устраивает окончательно примиренная чета Чемберленов. Он хочет еще раз напомнить зрителю о судьбе избранных, заставляя их содрогнуться при описании ужасной смерти Селии среди спокойного, бездумного существования великосветской гостиной. Смерть Селии — еще один аргумент в пользу христианской концепции свободы, по которой человек волен выбирать, и если неверный выбор ведет к жизни, равной смерти, верный выбор ведет к полному духовному прозрению, пусть через страдание и смерть. Смерть Селии важна для Элиота еще потому, что она, как Беккет и Гарри, страдает за грехи мира и напоминает нам, что «кровь мучеников падает на наши головы».
Английская драматургия 50-60-х годов — это не только пьесы, написанные молодыми авторами. Это также пьесы о молодых героях. Один из английских критиков назвал Джимми Портера и все течение «рассерженной молодежи» «продуктом социальной революции сороковых годов», имея в виду события, последовавшие в Англии за второй мировой войной. Другие критики поправили его, уточнив, что вернее было бы назвать Джимми и его сверстников в жизни и на сцене «продуктом лейбористского государства благосостояния». Но протест, который выразило молодое поколение, носил более широкий, более всеохватывающий характер, чем протест против несостоятельной политики первого послевоенного лейбористского правительства. Поэтому он и отозвало! чутко в сердцах молодежи других стран, в особенности таких благополучных, как Швеция или США.
Проповедью иррационализма, демагогически использованной для борьбы с буржуазной демократией, давно вступившей в эпоху кризиса, национал-социализм прикрыл крайние формы авторитарно-бюрократической системы, порожденной империализмом. Миф, вместо истории и реальности утверждающий вечное и неизменное, использовался как средство оболванивания масс, которым «вожди» и пророки тут же подсовывали реальность, выгодную им и творимую ими.
Англия не пережила во время второй мировой войны позора оккупации, как Франция. Над ней не нависла тень трагической исторической войны, которая еще долго жила в памяти освободившегося от фашизма народа Германии. Но не испытала Англия и радости духовного и физического освобождения, причем собственными руками, от поработителей чужих и отечественных, как Италия. Все пришло здесь позднее — отрезвление после военных лет и крах надежд на послевоенные годы. Если ущемления национальных чувств не было в недавнем прошлом, то это уже маячило впереди: рушилась, превращалась в мираж великая Британская империя. Благодаря всему этому духовный кризис выразил себя в Англии особенно остро, болезненно, обретая отнюдь не островное, не только узконациональное значение.
Буржуа не хочет, чтобы его ставили лицом к лицу с неприятными фактами, нерешенными вопросами, явлениями, свидетельствующими о чудовищной деградации общества, в котором он живет. Он еще может допустить, чтобы ему слегка пощекотали нервы, но не дай бог, чтобы театр говорил о всеобщем неблагополучии, срывал маски, обнажал язвы.