Четверть века, о которой мы говорили, ознаменовалась зрелым творчеством Брехта, Ануйля, драматургов, по праву занимающих видное место в художественной культуре XX в. Этот период ознаменовался появлением ряда новых имен, ярко вспыхнувших на театральном небосклоне: Сартр, Камю, Уильяме, Миллер, Дюрренматт, Фриш, Ионеско, Беккет, Ос-борн, Диленп, Уэскер, Олби, Хоххут, Вайс… Мы назвали не всех, чьи имена привлекли публику в театр, но, как бы ни относиться к каждому в отдельности, нельзя не заметить большого разнообразия методов, осуществленных в драме последних десятилетий.
К тому, с чего интеллектуалисты французской школы начинали в 30-е годы. Другими словами, получается, что не стоило так заострять интеллект, если он не способен дать ничего нового.
Творческий стиль Жана Вилара сложился в Авиньоне, на его театральных фестивалях. Необычная обстановка Папского дворца, перед древними стенами которого разыгрывались представления, поставила перед режиссером ряд сложных художественных и технических задач. Ему пришлось создать новую сцену — открытую площадку, глубоко вдававшуюся в зрительный амфитеатр. Актеры играли на широком просцениуме, который отделялся от первого ряда лишь тремя ступенями. Ни традиционного портала, ни рампы. Темная авиньонская ночь заменила занавес, а древние камни Дворца — писаные декорации. Вилар как бы возвращался к первоначальному типу театра на открытом воздухе, и спектакли его приобретали характер своеобразного торжества, церемонии, со своим строгим ритуалом, утверждавшим дух сообщества, дух единства.
Стилистическая манера Орфа вовсе не была выработана им специально в целях реставрации древней музыки. Музыкальный язык Орфа универсален для всех его произведений. Он противостоит одновременно и позднему немецкому романтизму, и принципам нововенской школы, и общеевропейскому неоклассицизму. Для этого стиля опера как музыкально-театральный жанр так же устарела, как соната или симфония, и единственный приемлемый для Орфа путь — поиски новых соотношений музыки и слова, при которых музыка должна усиливать воздействие слова и выступать в служебной по отношению к нему роли. По сравнению с традиционной оперой, у Орфа соотношение музыки и слова обратное: в опере музыка замедляет течение действия и затрудняет различение смысла слов; у Орфа же музыка способна ускорить произнесение текста и средствами специфической акцентировки облегчить понимание его смысла. Развивая дальше тезис об интерпретации Софокла современными средствами, напомним также, что Орф в «Антигоне», уже будучи зрелым мастером, неожиданно ставит смелый «авангардистский» эксперимент, где не только реализуется лозунг «долой оперу», но и распадается сама идея оперного оркестра как единого организма. В «Антигоне» он создает оригинальную драматургию тембров. Для каждого из пяти актов трагедии резервирован свой тембр, который в других ситуациях почти не встречается. В самом начале это совершенно подавляющий всякие инструментальные краски тембр человеческих голосов при рассеянном и скудном сопровождении. Далее включаются твердые и холодные аккорды роялей и штайншпилей. Они создают как бы каменный фундамент. В конце второго акта появляются контрабасы и ксилофоны, разрушающие «окаменелость». В третьем акте вступают арфы, в четвертом — флейты и гобои. Прорицание Тиресия отмечено сигналами труб.