Кто может быть более изолирован теперь, чем человек, который еще верит всем сердцем в то, чего они когда-то страстно желали?» И вот Колин, который работал в партии лейбористов и «новых левых», почти решил вступить в коммунистическую партию, в чем признается сам Колин, который так убежденно говорил: «Мы должны пробовать»,- хочет теперь оставить всякую борьбу и прекратить всякие действия, став «частным человеком» («private man»). Кризис сопровождается бурным смятением чувств, болью и гневом: «Во мне столько отчаяния и безнадежности, как ни в одном человеке». Конец Колина грустен и символичен: он погибает, словно распятый, у берлинской стены, расстрелянный одновременно патрулями обеих сторон,-он погибает, так сказать, на географической границе двух обществ, попытавшись оказаться вне борьбы, вне социальных схваток и идеологических битв. Скорбит ли о нем драматург? Безусловно. Но и осуждает также, беспощадно, решительно, ибо призыв, звучащий в трилогии,- это призыв к действию вопреки пассивности, к деятельности в противовес общественной апатии и равнодушию.

Читать далее →