Относительно прочное положение Народных театров может обеспечить лишь организованный зритель. С этой целью изыскиваются разные пути, используются различные способы привлечения демократического зрителя в театр: новая техника рекламы, обширная информация, выезды со спектаклями на места знаменитые «уик-энды» ТИП), организация транспортного обслуживания, создание зрительских ассоциаций (по образцу немецких Фольксбюпе), введение абонементной системы (причем она распространяется не только на членов зрительских ассоциаций, но и на зрителей, организуемых студенческими обществами, профсоюзами, комитетами предприятий, цеховыми организациями, которые обычно берут на себя оплату части стоимости билетов), поощрение коллективных посещений спектаклей (по льготным ценам) и т. п.
Действительно, буржуазная эпоха наряду с разделением труда, промышленной революцией и развитием капитализма на основе принципа «laissor faire» дала индуктивный, научный метод мышления. Пафос научного анализа, открывающего новые объективные законы природы, стал господствующим к концу XIX в. Все оказалось взаимосвязанным в сети детерминизма, каждое явление, как выяснилось, можно объяснить и проследить в развитии, т. е. во взаимодействии со средой, протекающем во времени. В эту сеть детерминизма попали и литературные герои, хотя действительной причиной было не открытие законов и установление причинно-следственных связей — законы существовали всегда,- повысилась лишь зависимость человека от общества, он перестал принадлежать себе в результате разделения труда и капиталистического отчуждения.
Смещение фокуса внимания принципиально: пьеса не об одном человеке, обреченном на смерть, а о многих людях, остающихся жить; этим и определяется жанр пьесы- «комедия-драма» (термин принадлежит самому Биэну).
За все происходящее в мире, отвечает человек. И не во вне, не в других, а в самом себе должен искать он корни зла, терзающего мир. Уничтожить корни зла в собственной душе, принять на себя всю полноту ответственности за все, что творится в миро,- вот путь, который приводит к активной борьбе против конкретных социально-политических форм зла, утвердившихся в мире,- в первую очередь против фашизма, снимающего с человека ответственность уже тем, что он уничтожает индивида, превращая его в крошечную деталь механизма, осуществляющего идею, стоящую выше целей и ценности жизни отдельного человека и даже всего народа в целом.
Произошла ли все-таки «революция» в английском театре? В чем действительная суть явлений, имеющих место на английской сцене в последние тринадцать-четырнадцать лет?
Другими словами, в пушкинской формуле — «ума холодных наблюдений» — для художника-интеллектуалиста этого склада характерны и правомочны именно все три элемента, вместе взятые, соединенные, синтезированные. И то, что он оперирует наблюдениями особого рода, наблюдениями ума, и то, что это наблюдения «холодные», т. е. остуженные от житейской и личной горячности эмоций, и, наконец, что при всем том, в результате творчества мы опять, как бы совершив круг, имеем наблюдения. Предмет такого художника — внешний мир; когда художник изображает «наблюдения ума», а не только то, что видит (обозримую реальность), то подобного рода наблюдения — умозрительные — не могут быть прямо перенесены в искусство. Принципы художественной организации могут быть очень различны (не говоря уже о приемах, средствах, языке); структура будет разной, но исходная точка — рационализм художественной обработки — сохранится. К этому типу художников-интеллектуалистов в искусстве и литературе современного Запада принадлежат очень многие. Нетрудно догадаться, что художником, с наибольшей поэтической мощью реализовавшим такой род интеллектуального творчества, был Брехт. В прозе аналогичный способ применения интеллектуализма можно усмотреть у Томаса Манна и Фолкнера. Характерно, что марксист Брехт и далекий от марксизма Фолкнер интеллектуальным методом анализируют социальную действительность.
Принципиальное отношение к реформе музыкального театра подтвердилось и в ого крупном незавершенном сочинении «Доктор Фауст».
Бузони отрицал синтетическую драму Вагнера, а заодно и оперу вердиевского типа, выступая вообще против иллюзии реальности. Мир оперы, говорит Бузони, «воображаемый мир, отражающий жизнь либо в волшебном зеркале, либо в зеркале смеха». Бузони предлагает опере быть сказкой, аллегорией, гротеском или просто комедией масок. Так называемый оперный реализм Бузони вообще считает невозможным, фальшивым: «Спетое слово всегда будет на сцене условностью и помехой всякому впечатлению правдоподобия; чтобы с честью выйти из этого конфликта, следует поставить спектакль, Персонажи которого с самого начала действуют, распевая, в сфере невероятного, нереального, неправдоподобного; при этом одна неестественность послужит опорой для другой и таким образом обе станут естественными и приемлемыми… и тогда уместно, чтобы персонажи пением выражали свою любовь и ненависть, мелодично погибали на дуэлях и, патетически вскипев, выдерживали ферматы на высоких звуках; тогда уместно, чтобы они умышленно вели себя иначе, чем в жизни, . вместо того, чтобы… неумышленно делать все наоборот. …И вплетайте в действие танец, и комедию масок, и привидения, чтобы зритель на каждом шагу замечал прелестную ложь».
Два лица жестокости, то совмещаясь, то будучи противопоставлены, присутствуют постоянно, хотя в последнее время упор делается на противопоставляемую безликому миру абсурда эмоциональность. Это обнаруживается и в увлечении романами маркиза де Сада (о нем самом не так давно вышло несколько книг), и, если взять английскую драму, в пьесах Г. Пинтера, где героям грозит безымянная, неопознанная опасность, в пьесе Д. Радкина «К ночи», где группа садовых рабочих убивает в каком-то первобытно-кровожадном порыве не понравившегося им болтливого старика-ирландца. Кульминацией здесь, пожалуй, была пьеса П. Вайса «Марат/Сад» в постановке П. Брука.
Можно привести не один пример, когда огромные размеры театра не стали признаком его народности, и наоборот. (Кстати, наиболее распространенный тип театрального здания для Народного театра включает 600-1000 мест.)
Сын мелкого торговца Арнольд Уэскер до того, как стать драматургом, был поваром. Брендан Биэн провел несколько лет в тюрьме, осужденный за активное участие в деятельности ирландской подпольной политической организации. Лишь Джон Арден несколько отличался от своих товарищей по искусству — у него уже имелось законченное университетское образование, диплом архитектора.