Бунтари-интеллигенты

Бунтари-интеллигенты, кому был дорог не подвластный машине общества «душевный остаток», обеснечивающий свободу воли, и которые, тем не менее, не могли видеть в нем «божеское», так или иначе приходили к признанию роли подсознательных разрушительных инстинктов. Здесь редукция, очищение от всего исторически-конкретного ведет к фрейдистско-юнговскому архетипу, к мифу. Мифу темному, кровавому, ибо только так трактуют иррациональную стихию бессознательного, которую современное мифологическое сознание проецирует на мир, вышедший из-под контроля отдельных индивидуальных усилий. Так, лишившись скрепляющего морального начала, экспрессионизм уступил место течениям, развивающим лишь разрушительную его сторону: дадаизму и сюрреализму, наследником которых стал послевоенный «театр абсурда».

Особо стоит упомянуть еще одного наследника экспрессионизма — Бертольда Брехта. Не соблазнившись абстракцией «человека вообще», Брехт сосредоточил свой анализ на механизме социальных законов, взяв на вооружение элементы экспрессионизма: конструкцию-притчу, которую должен истолковать зритель, эксцентрику и неожиданные повороты мысли, призванные разбить привычный рутинный ход мышления (в Англии это делал Шоу), песни, обращенные к публике и не дающие образоваться «четвертой стене».

Краткий обзор основных тенденций экспрессионизма помогает понять происхождение лозунга «театра нестокости», который выдвинул А. Арто в книге «Театр и его двойник».