ТРАДИЦИИ ЭКСПРЕССИОНИЗМА

Предписание композитора

Все хоры, по предписанию композитора, должны быть предварительно записаны на пленку и транслироваться через репродукторы. Они далеко слышны, и их мощное и в то же время светлое звучание создает «пленэрный» эффект. Некоторые хоровые эпизоды имеют подчеркнуто лирический характер, и все произведение в целом, как бы вопреки трагическому пафосу сюжета, проникнуто светлым лиризмом личного авторского мироощущения.

Читать далее

Богемный бунтарь Альфред Жарри

Богемный бунтарь Альфред Жарри

В театр этот прием нанизывания несообразностей принес в конце XIX в. французский богемный бунтарь Альфред Жарри, предвосхитивший современный «театр абсурда» пьесой «Король Убу». Жарри даже учредил особую науку «патафизику» и определил ее как «науку воображаемых решений, которая символически относит к очертаниям предметов свойства, характерные для их сущности». Патафизический казус усматривается, когда строгое поверхностное следование логике приводит к бессмысленному по своему содержанию заключению. Этот принцип нанизывания цепи несообразностей, внешне скрепленных логикой здравого смысла, положил в основу своих ранних пьес Эжен Ионеско: из-за своей внешней логичности несообразности перестают удивлять самих героев (герой братьев Маркс все-таки не принимал появление коровы как должное).

Читать далее

Выход из статического состояния

Для «театра жестокости», как и для экспрессионистского искусства, таким выявлением скрытых возможностей оказывается экзальтация. Экстаз (экстаз — выход из статического состояния), которым в конце концов оказывается экзистенция Хайдеггера, противопоставляется «неистинному существованию» (man), протекающему в сетке социального, психологического и прочего детерминизма. Эту сетку начал разрушать экспрессионизм, используя всевозможную эксцентрику и внешнюю необычность. Как писал Луначарский, «современному пророку надо начать с того, чтобы перекувырнуться в шутовском костюме на площади или взреветь в тромбон, или дать кому-нибудь пощечину для того, чтобы на него обратили внимание». Да и вещает большинство пророков о том, что, как правило, далеко от повседневных забот их слушателей. Еще у романтиков сквозь прозу должна была прорваться поэзия, призванная разрушить привычные связи, установившиеся в умах, и сообщить людям новое видение. Подобного рода поэзию Арто желает ввести в театр: «Поэзия анархична постольку, поскольку она делает предметом игры все взаимосвязи предметов, а также связи формы и значения». В отличие от нигилистически настроенных дадаистов, стремившихся разнести и разрушить все и вся, видевших смысл в разрушении как таковом, Арто полагает, что такая анархическая позиция окажется ближе к мировому первобытному хаосу, ощущение которого призван передать «театр жестокости».

Читать далее

Тотальный человек

Тотальный человек

«Тотальный человек» — это свободный от индивидуальных наслоений носитель юнговского «коллективного бессознательного», объективно выражающегося в мифах и ритуалах. Очень характерна эта близость к Юнгу: фрейдовская концепция личности слишком индивидуалистична для романтических критиков буржуазной культуры. Темный миф, кровавый ритуал призваны воплотить враждебность и непознаваемость космического хаоса, которому принадлежат инстинкты, прорывающиеся в ритуальном экстазе.

Читать далее

Приверженность к поддержанию видимости

Приверженность к поддержанию видимости

Арто и обрушивается на эстетизм, в котором он видит такую же приверженность к поддержанию видимости: «Вопрос лишь в том, чего мы хотим. Если мы готовы к войне, чуме, голоду и резне, нам даже не нужно объявлять об этом, достаточно лишь продолжать оставаться такими, какие мы есть, продолжать вести себя как снобы, валить толпами, чтобы послушать такого-то певца, посмотреть такое-то замечательное представление, которое никогда не выходит за пределы искусства… Этому эмпиризму, господству случая, индивидуализму и анархии надо положить конец».

Читать далее

Буржуазный эстетизм Арто

Буржуазный эстетизм Арто называет «западным», противопоставляя Западу Восток, в искусстве которого, по его мнению, есть стремление к мистическому абсолюту, в противоположность «западному» интересу к частному, единичному, к психологии, у «Духовное нездоровье Запада — где, par excellence, смешивают искусство и эстетизм,- обнаруживается, когда думают, что в живописи главное — сама живопись, что в танце главное — пластика; это ведь просто попытка кастрировать формы искусства, обрубить их связи со всеми мистическими значениями, которые они могут приобрести в соприкосновении с абсолютом» .Буржуазный эстетизм Арто Механизм подобного хода мысли такой же, как и в экспрессионистском отрицании детерминизма, индивидуальной психологии, конкретности. Эмпирия отбрасывается, как нечто принадлежащее «неподлинному существованию» (понятие, введенное философами-экзистенциалистами), и когда вместе с картиной действительности отбрасывается анализ социальных отношений, оформивших ее, на первый план выступает нечто абсолютно всеобщее, образ высшей реальности, постичь и ощутить которую можно лишь глубоко лично, путем интуиции, пробуждающейся в священном экстазе.

Читать далее

Поэт-сюрреалист

А. Арто (1896-1948), поэт-сюрреалист, актер, режиссер, теоретик театра, визионер и безумец, составлял свою книгу па протяжении 30-х годов и выпустил ее в 1938 г. Подобно экспрессионистам, он утверждал, что основой театра должно быть непосредственное переживание зрителя, а не сопереживание того, что чувствуют персонажи. Такое непосредственное воздействие должно адресоваться к эмоциям и инстинктам: в отличие от экспрессионистов, Арто отнюдь не склонен видеть в человеке божественное начало. Поэтому Арто ближе к интуитивистской критике буржуазной цивилизации, имеющей долгую традицию. Основным ее моментом является сведение существующего в буржуазном обществе отчуждения к отчуждению сознания от бытия и их противопоставление. Выход из этого положения критики находят в том, что сознание, ассоциирующееся у них с буржуазным рационализмом, попросту отбрасывается как ненужное наслоение в пользу инстинктивного и потому кажущегося иррациональным бытия. Это — отправная точка всех мыслителей-иррационалистов от Ницше до Хайдеггера, и тем любопытнее увидеть совершенно такие же высказывания у практика Арто.

Читать далее

Части хроники

Для одних — история Фальстафа, не то приятеля, не то шута королевского наследника принца Генри; для других — это история Генриха IV, узурпатора на троне, и его борьба со своими политическими противниками; для третьих — это история принца Генри, беспутного гуляки, дебошира, будущего «идеального» короля Англии. Многоплановость исторической эпопеи, острота столкновений разных политических сия, битвы между враждующими лагерями, динамизм, зрелищность — все это не могло не захватить народную аудиторию Театра де ля Сите. «Это то, что нравилось нашим первым зрителям, рабочим, которые никогда раньше не ходили в театр,- говорил Планшон в интервью с корреспондентом журнала «Театр попюлэр».- Они нашли в спектакле то, что их увлекало в кино, например, вестерн, а также ситуации, испытанные ими в жизни».

Читать далее

Существенные перемены в отношении

Существенные перемены в отношении к музыкально-театральной форме обнаруживаются в двух лучших операх Хенце — «Король олень» (1955) и «Принц Гомбургский» (1960), прочно вошедших в репертуар театров. Первая — известная сказка Гоцци, переосмысленная либреттистом Г. фон Крамером и в значительной мере усложненная композитором, превратившим ее в многоплановую оперу для большой сцены. В обработке сюжетного материала на первом плане оказалась острая идейная актуальность сказки Гоцци, не затушеванная звучащим здесь довольно неожиданно, «остраненно» итальянским «бель канто», которое Хенце пытался возродить, не уступая ничего из сложностей собственного музыкального языка. Партитура оперы — чудо изобретательности и красочности. Атональное письмо свободно, ненасильственно сочетается с тональным (вокальные партии кажутся тональными при атональном сопровождении). Большие масштабы произведения не исключают искусной отделки деталей и поэтической утонченности общей манеры. Здесь Хенце не сопротивляется оперной традиции. Это опера в полном смысле слова. Каждое из трех действий построено по принципу сквозной драматургии, без замкнутых законченных номеров, без механического разграничения соло, ансамблей и оркестровых эпизодов. Современная оперная проблема, определяемая как кризис самого оперного жанра, менее всего заявляет о себе в этой пьесе, унаследовавшей изящную и естественную театральность сказки Гоцци. Но роскошь и красочность итальянской сказки в формах «большой оперы» стала вчерашним днем для Хенце, когда он начал работу над новой оперой «Принц Гомбургский» по Клейсту. Текст этой пьесы приспособлен для музыки почти без ущерба для него, хотя немного сокращен и перекомпонован. Опера состоит из диалогов-речитативов и ансамблей (а также нескольких крупных монологов). Музыка точно и скромно следует за смыслом и структурой текста. Паузы в тексте заняты оркестровой музыкой, «досказывающей» и «предвещающей» ситуации и настроения.

Бунтари-интеллигенты

Бунтари-интеллигенты, кому был дорог не подвластный машине общества «душевный остаток», обеснечивающий свободу воли, и которые, тем не менее, не могли видеть в нем «божеское», так или иначе приходили к признанию роли подсознательных разрушительных инстинктов. Здесь редукция, очищение от всего исторически-конкретного ведет к фрейдистско-юнговскому архетипу, к мифу. Мифу темному, кровавому, ибо только так трактуют иррациональную стихию бессознательного, которую современное мифологическое сознание проецирует на мир, вышедший из-под контроля отдельных индивидуальных усилий. Так, лишившись скрепляющего морального начала, экспрессионизм уступил место течениям, развивающим лишь разрушительную его сторону: дадаизму и сюрреализму, наследником которых стал послевоенный «театр абсурда».

Читать далее

Май 2014
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июл    
 1234
567891011
12131415161718
19202122232425
262728293031