Человек на велосипеде

Велосипед — машина (а по Декарту тело — машина), подчиняющаяся непосредственно разуму, человек на велосипеде — это «картезианский кентавр», как пишет один из исследователей Беккета, символ совершенства. Поэтому Хамм заявляет: «Нам бы настоящее передвижное кресло. С большими колесами. Велосипедными!» (Его кресло лишь на роликах.)

Но нет больше ни велосипедных колес, ни болеутоляющего, которое Хамм обычно принимал. Все идет к концу. «Минута за минутой шуршат, как просяные зерна… (колеблется)… того древнего грека, и целую жизнь ждешь, когда, наконец, наберется жизнь». Не случайно это вторичное упоминание примера древнегреческого философа Зенона о куче зерна, получаемой в один прекрасный момент в результате прибавления отдельных зерен. Зенон первым в истории философии поставил вопрос о формально-логической несовместимости конечного и бесконечного, т. е. рационального и иррационального, как это понимает Беккет. Ибо само искусство для Беккета — невыполнимая попытка средствами разума I проникнуть в область иррационального, а предмет его исследования,- также самим автором обреченного па неудачу,- иррациональная чистая сущность человеческого существования, которому, как считает Беккет, нельзя найти рационального оправдания, так как сущность эта по логике является Ничем.

Но, тем не менее, беккетовские пары, а их, не сводя, правда, только к этому, можно понимать и как составленные вместе телесное и духовное начала,- не распадаются, и жизнь, таким образом, не прекращается, несмотря на предел деградации, потому что есть нечто, скрепляющее их.

Для Владимира и Эстрагона — это совместное ожидание Годо, привычка, которая «делает бесчувственным». Для Поццо и Лаки, жестокого хозяина с кнутом и бессловесного раба с поклажей из той же пьесы,- взаимозависимость.