Гипотетический императив

«Гипотетическим императивом» оказывается так и не приходящий Годо, который заставляет Владимира и Эстрагона терпеливо дожидаться его («В ожидании Годо»). Только он, этот «гипотетический императив»,- нечто вроде надежды на несуществующего бога, является для Беккета единственным объяснением того, почему в лишенной всякого другого смысла абсурдной вселенной может продолжаться жизнь.

В фильме Феллини «Дорога», появившемся в 1954 г., годом позже «В ожидании Годо», готовую уже совсем отчаяться Джельсомину утешает клоун по прозвищу Матто (ит.- сумасшедший, чудак). Он уверяет Джельсомину, что все на свете, даже никому не нужный камешек, имеет свое предназначение и смысл. И она успокаивается, поверив ему. С верой, внушенной ей этим не то проказливым ангелом, не то кротким бесен-ком, она находит в себе силы вернуться к своей жалкой клоунской жизни, радуя людей игрой на трубе. Владимир и Эстрагон могут лишь надеяться, что смысл откроется им потом, когда придет Годо. А пока они заняты бессмысленной клоунадой, предназначенной лишь для того, чтобы убить время.

Чем ближе к Ничто как к чистой сущности сознания, тем более сужается круг предметов и явлений, тем менее активно тело и деятельность сознания. «Эндшпиль», вторая пьеса Беккета еще ближе к последней черте. «Конечно, все кончено, почти кончено, уже почти все кончено. (Пауза.) Зерно за зерном, одно за другим, и однажды, внезапно, холмик, маленький холмик, невозможный холмик»,- эти слова Клова, слуги (или сына) властного парализованного слепца Хамма, открывают пьесу. Хамм сидит в кресле в центре помещения, где два окна наверху в стене, напоминая глазницы, дают повод интерпретаторам толковать «Эндшпиль» как монодраму, то есть внутреннюю драму человека в момент смерти.