В отлично от ОКейси, Биэн видел присутствие поэзии в низком и ординарном, в быте. Он наслаждался жизненной энергией, в каких бы формах она ни проявлялась; как уже говорилось, это роднит Биэна с Сингом.
«Перед лицом выбора между конформизмом и изоляцией, который предложили ему власть и машина, человек должен держаться того, что его объединяет с другими людьми, того, что присуще всем. Драматическим выражением его оппозиции служит пьеса, поставленная как притча протеста против повседневного мира».
Сатирическую пьесу 60-х годов «Осел из работного дома» он назвал «мелодрамой», пояснив, что «мелодрама — это пьеса с аккомпанементом», и ничуть не возражал, когда в спектакле Чичестерского фестивального театра на протяжении всего действия на сцене находился видимый зрителям небольшой оркестр, музыкально исполнялись не только песни, что па музыкальном фоне шли и многие диалоги. В своей более ранней пьесе «Тихая обитель» Арден своеобразно воспользовался другой традицией народного театра — масками.
Нам неизвестно, как теперь отнесся бы Сартр к открытиям советского театра и театра других стран в сферах брехтовской мысли. Да это и не важно. Важно то, что человеческая личность и ее внутренний мир, ее трагические взаимоотношения с миром заняли на современной сцене центральное место. И тут историческая заслуга французских интеллектуалистов не должна быть забыта. Справедливо их убеждение, что исторический процесс отнюдь не безразличен к поведению «отдельных людей»; что только сами люди могут тешить себя иллюзией безразличия к истории. История же к людям, как известно, беспощадна и каждого ставит на свое место. Но именно поэтому такое значение для общества приобретает поведение индивидуума, идея личной ответственности каждого — будь он философ, как Сартр, гений, как Галилей, или просто конторский служащий.
Крики, стоны, внезапно появляющиеся тени, всевозможная театральность, магическая красота костюмов, сделанных по каким-нибудь ритуальным образцам, великолепное освещение, завораживающие звуки голосов, обаяние гармонии, отдельные музыкальные ноты, расцветка предметов, физический ритм движений, возрастание и убывание которых будет точно совпадать с пульсацией движений, знакомых всем, непосредственный показ новых и удивительных предметов, маски, громадные изображения, внезапные переключения света, световые эффекты, сообщающие физическое ощущение холода, тепла и т. д.».
Смерть безымянного заключенного в первой пьесе Биэна была предопределена, ужас ее заключался в рассчитанности и деловитости убийства.
Драматичной была чисто политическая полемика Сартра со своим другом и единомышленником Альбером Камю в начале 50-х годов. Отлично понимая и ценя великолепную, точную прозу и драматургию Камю, справедливо считая его крупнейшим писателем Франции, Сартр, однако, не «простил», если можно так выразиться, проявленного Камю в годы «холодной войны» политического скептицизма.
Каждая песня приобретает характер законченного поэтического произведения, где лирика и юмор дополняют друг друга, контрастируют друг с другом — такова, например, песня-баллада о Коллинзе, веселом парне, которого так любили соотечественники и которого они же сами пристрелили за то, что он предал их, подписав унизительный договор с Англией; такова песня-баллада ирландской девушки Терезы о своем горьком детстве, когда она из года в год лила слезы и не умела улыбаться; такова, в, конечном итоге, и песня-баллада молодого английского солдата Лесли, начатая столь бравурно и энергично («нет в мире места лучшего, чем белый свет»), а законченная иронически-удивленной нотой в связи с тем, что «водородная бомба, может быть, когда-нибудь соединит северный п южный полюса». Большинству из этих песен-баллад присуща тональность неизбывной горечи, без чего нет ирландской литературы, горечи, которая всегда неотделима у ирландских авторов от потребности высмеять своих соотечественников, быть беспощаднее всего к самим ирландцам за их бессилие отстоять свои права.
Нерасчлененность сознания, на основе которой вырастает мифология, интуитивистские критики буржуазной цивилизации противопоставляют разрыву между бытием и мышлением у современного «отчужденного» человека.
Варьируя количество слогов в строке, он довольно эффективно добивается индивидуализации речи персонажей. Эта форма стиха обладает достаточной эластичностью. Автор смог применить ее и в передаче ничего не значащей салонной болтовни, и для отражения самых глубоких движений души. Одновременно строка, кажущаяся на первый взгляд рыхлой, имеет строгий внутренний порядок, который как бы навязан актеру изнутри. Это помогает актеру в моменты наивысшего напряжения. Вот что пишет по этому поводу Мартин Браун, видный английский режиссер, постоянно работавший с Элиотом при постановке всех его пьес: «„Семейный съезд» — стихотворная пьеса, равной которой английская сцена не знала со времен Реставрации. Соединение лирических и драматических элементов в один стихотворный организм напоминает скорее греческую, нежели английскую драму. Тем не менее, по форме и содержанию это глубоко современное произведение, в котором свободно чувствуют себя актеры XX века».