Менее пристально обычно рассматривают психологию и идеалы фашизма, а они-то как раз обладают способностью возрождаться в новом обличье и находить своих последователей в наши дни.

Фашизм всегда опирался и опирается не только на шкурнические и низменные инстинкты, но и на некоторые высокие духовные, идеальные побуждения людей, намечая действенный выход из социальных и философских противоречий. (Так, гитлеровские идеологи задним числом «обращали» в свою веру «антихриста» Ницше и фаустианство Гете, «варварское неистовство» Вагнера и романтизм Клейста, идеализм Шеллинга и Фихте, рассудительный фанатизм Лютера; миф о Нибелунгах трактовали как мессианское свидетельство величия, мистики и избранности «германского духа»; в Италии аналогичной фальсификации — без мистики, правда,- подвергались великие стили прошлого — ренессанс и барокко, не говоря уже о древней римской государственности.) Об этой «идеальной», духовной стороне дела достаточно углубленно написано в «Докторе Фаустусе» Томаса Манна. Обычно, говоря об этой книге и ее проблемах, сосредоточивают свое внимание на вопросах искусства Леверкюна, уже зашедшего в душевный тупик. Меньше внимания уделено нашими исследователями тем страницам и главам этой книги, которые прямо и последовательно отвечают на вопрос о том, как в студенческих немецких кружках возникала духовная подготовленность и потребность в идее фашистского типа. Только размышляя над этой проблематикой книги Манна, можно приблизиться к пониманию того, почему гестаповцы после палаческой своей работы со спокойной душой слушали Моцарта; или почему воспитанный военной идеологией человек массы (в документальном фильме «Человек, который улыбается») продолжает улыбаться и в 60-е годы: готовые схемы из него не вышибешь.