Способность возрождаться
Менее пристально обычно рассматривают психологию и идеалы фашизма, а они-то как раз обладают способностью возрождаться в новом обличье и находить своих последователей в наши дни.
Фашизм всегда опирался и опирается не только на шкурнические и низменные инстинкты, но и на некоторые высокие духовные, идеальные побуждения людей, намечая действенный выход из социальных и философских противоречий. (Так, гитлеровские идеологи задним числом «обращали» в свою веру «антихриста» Ницше и фаустианство Гете, «варварское неистовство» Вагнера и романтизм Клейста, идеализм Шеллинга и Фихте, рассудительный фанатизм Лютера; миф о Нибелунгах трактовали как мессианское свидетельство величия, мистики и избранности «германского духа»; в Италии аналогичной фальсификации — без мистики, правда,- подвергались великие стили прошлого — ренессанс и барокко, не говоря уже о древней римской государственности.) Об этой «идеальной», духовной стороне дела достаточно углубленно написано в «Докторе Фаустусе» Томаса Манна.
Обычно, говоря об этой книге и ее проблемах, сосредоточивают свое внимание на вопросах искусства Леверкюна, уже зашедшего в душевный тупик. Меньше внимания уделено нашими исследователями тем страницам и главам этой книги, которые прямо и последовательно отвечают на вопрос о том, как в студенческих немецких кружках возникала духовная подготовленность и потребность в идее фашистского типа. Только размышляя над этой проблематикой книги Манна, можно приблизиться к пониманию того, почему гестаповцы после палаческой своей работы со спокойной душой слушали Моцарта; или почему воспитанный военной идеологией человек массы (в документальном фильме «Человек, который улыбается») продолжает улыбаться и в 60-е годы: готовые схемы из него не вышибешь.
Закон бытия
Бог, который не имеет зримого облика, понятного, знакомого образа, но все же существует как закон бытия,- это и есть чистая идея. Всякое изображение бога будет ложным. Как же заставить человеческую массу поверить в этого незримого бога? Как заставить народ следовать не выраженной наглядно идее? (В опере говорится не только о боге, но и об идее освобождения от рабства.) Попытка сделать идею образной и зримой ведет к ее извращению. Пророк Моисей, видя извращение своей идеи, разбивает скрижали. Виновник катастрофы Арон умирает, не в силах выдержать осознание вины. Идея, попавшая «на площадь», гибнет. Гибель идеи сопровождается разгулом стихийных сил, естественных, но «низменных» инстинктов толпы — человеческого «стада», одержимого коллективным психозом, распространяющимся как цепная реакция.
Разрушение «единства»
Высшей своей миссией, благородной духовной своей «ангажированностью» интеллектуализм считал разрушение этого «единства» в умах людей и в то же время воссоединение разорванного надвое человеческого сознания. Другими словами, интеллектуализм во всех своих различных стадиях и проявлениях связан с эпопеей антифашизма. Когда разразилась война, произошла вспышка «раскаленного разума» (Аполлинер), образовав целую школу новой трагедии.
Рабская психология
Засадить человека в тюрьму и даже лишить его жизни, но бессильны внушить страх или почтение. Наверху придумывают законы и установления — а внизу живут независимо от навязанной государством регламентации, ей наперекор.
Антропоморфизм экспрессионизма
Стремление к устранению отдельно взяток эмпирической личности, вместо которой должен заговорить «голос бытия», есть не что иное, как антропоморфизм, рождавший мифы древности и аналогичным образом приводящий к своеобразно преломленному мифологизму, нередкому в современном искусстве.
Центр дискуссий
Оно стоит в центре дискуссий и сегодня, хотя четверть века прошло с момента окончания партитуры. Работа над текстом оперы была начата Шенбергом как раз в год постановки «Воццека» на оперной сцене (1925). Материалом служила Библия. В конструкции произведения сильно акцентировано ораториальное начало. По содержанию это драма идей, связанная с вагнеровской традицией, чистый случай так называемой философской оперы. Но если в операх Вагнера слушатель, отвергающий его идеи, мог бы остаться наедине с музыкой, иллюстрирующей красочные «мифы», то у Шенберга существование оперы никак не оправдывается сюжетом и его музыкальной интерпретацией. Весь пафос композиции заключен в донесении философского содержания, «абстрактных размышлений», получающих реальные обоснования в ситуациях сюжета. Но и здесь, оставаясь верным специфике жанра, композитор не отказывается от красочной иллюстрации некоторых сценических положений. (Например, танец вокруг золотого тельца.).
Поэтическая драма
В 1933 г. в статье «Польза поэзии» Элиот писал: «Мне представляется, что идеальной средой для поэзии, а также самым прямым средством ее социального использования является театр». Элиот называет чистое искусство «химерой, порожденной сенсацией». Для него искусство является средством выражения определенной системы взглядов, «особого ощущения и видения, общих эмоций и безличных идей».
Экзистенциалистский герой
Экзистенциалистский же герой ищет не истину, а именно себя, свою «экзистенцию».
Не является интеллектуальным драматургом и сам Корнель, которого Сартр считает своим учителем. Казалось бы, парадоксально: такой рационалистический, основанный на картезианской философии стиль, как классицизм,- не является, однако, чисто «интеллектуалистским» ни по своему методу, ни по художественным результатам, ни по намерениям главных его поэтов. Корнелевский конфликт долга и чувства носил объективный характер. Истолкованный же Сартром как конфликт прав, как ситуация выбора, он становился делом личного самоутверждения. Корнелевский Сид был героем трагедии, потому что свою любовь не мог не принести в жертву долгу. Для сартровского Ореста важно убедиться в свободе собственного интеллекта.
Интеллектуализм в драматургии
Несомненно, интеллектуализм в драматургии начался гораздо раньше.
Во всяком случае, литературные истоки и предшественники у этого течения имелись. Символизм, скажем, у Ибсена после целой эпохи позитивизма в философии и натурализма в литературе приобрел резко выраженный интеллектуальный характер, явившись первой поэтически «остраненной» формой интеллектуализма в литературе. Затем в духовную жизнь нашего столетия решительно вступил Бернард Шоу, воинственно сменивший традиции критического реализма на доспехи политического писателя-парадоксалиста, с достаточно обширными интеллектуалистскими претензиями. Далее — явление Луиджи Пирандслло. Разве Пиранделло, какие бы тут ни делать оговорки, уточнения и поправки, не явился живописцем человеческого сознания, его тревог и беспокойства, ищущего, на что бы опереться в самом себе? Это было беспокойство чисто интеллектуального порядка, хотя и иррациональное по своему характеру. (Перед нами парадокс пиранделлизма: иррационализм мировоззрения и изобразительного материала при отчетливом рационализме, даже житейской рассудочности творческого метода.)
Свобода, по мнению Элиота
Свобода, по мнению Элиота, заключается в осознании воли божественного провидения и полном растворении себя в воле бога.
Некоторые положения философии и эстетики Элиота смыкаются с философскими взглядами христианских экзистенциалистов. Прежде всего, их роднит трагическое мировосприятие, связанное со страхом смерти и стремлением к бессмертию. Концепция свободы выбора тоже связана с экзистенциалистской философией. Горой Элиота обычно находится в замкнутой экзистенциалистской ситуации, он поставлен перед необходимостью выбора всем ходом жизни. Если герой пришел к этому в результате духовного просветления с сознанием необходимости посвятить свою жизнь высшей реальности, служению богу, если он полностью растворился в воле божественного провидения, то выбор его будет верным и через страдание он достигнет бессмертия в спасении своей души.
Собственный «театр абсурда»
Современная английская драма
Драматизм образа Юрека
Конец Колина
Вторая поправка Мерсера
Первая поправка
Атмосфера страха
Творческая эволюция
Эксперимент строительства социализма
Внешняя картина