Для Мельхингера театральная форма отражает не только социальную природу человека, но прежде всего вечное недовольство личности жизнью «как она есть». Сцена оспаривает реальную несправедливость уже самими элементарными театральными формами.
«Смертник» — пьеса для театра «четвертой стены». Чем сильнее иллюзия достоверности и сиюминутности происходящего на сцене, тем интенсивнее воздействие на зрителя, тем шире ассоциации и выводы. Алан Симпсон, первый постановщик Биэна, верно замечает, что в «Смертнике» самое главное — атмосфера. (Симпсон, ставя спектакль, стремился к тому, чтобы зрители физически ощутили себя запертыми в тюрьме; этому способствовали и крошечные размеры зала).
Это были также представители английского рабочего класса, мелких фермеров, средних социальных слоев, вполне определенные по своему общественному положению и крайне редко до этого встречавшиеся на английской сцене. Авторов, за немногим исключением, не интересовала жанровая, бытовая экзотика рынков, тюрем, подвалов и чердаков, они не стремились и к созданию полной иллюзии естественного течения ЖИЗНИ. Напротив, часто какая-нибудь отнюдь не случайная, сознательно выбранная и словно поданная крупным планом бытовая деталь могла вовсе нарушить иллюзию, причудливым образом взрывая лишь кажущуюся натуралистической художественную ткань произведения.
Принципиальное отношение к реформе музыкального театра подтвердилось и в ого крупном незавершенном сочинении «Доктор Фауст».
Бузони отрицал синтетическую драму Вагнера, а заодно и оперу вердиевского типа, выступая вообще против иллюзии реальности. Мир оперы, говорит Бузони, «воображаемый мир, отражающий жизнь либо в волшебном зеркале, либо в зеркале смеха». Бузони предлагает опере быть сказкой, аллегорией, гротеском или просто комедией масок. Так называемый оперный реализм Бузони вообще считает невозможным, фальшивым: «Спетое слово всегда будет на сцене условностью и помехой всякому впечатлению правдоподобия; чтобы с честью выйти из этого конфликта, следует поставить спектакль, Персонажи которого с самого начала действуют, распевая, в сфере невероятного, нереального, неправдоподобного; при этом одна неестественность послужит опорой для другой и таким образом обе станут естественными и приемлемыми… и тогда уместно, чтобы персонажи пением выражали свою любовь и ненависть, мелодично погибали на дуэлях и, патетически вскипев, выдерживали ферматы на высоких звуках; тогда уместно, чтобы они умышленно вели себя иначе, чем в жизни, . вместо того, чтобы… неумышленно делать все наоборот. …И вплетайте в действие танец, и комедию масок, и привидения, чтобы зритель на каждом шагу замечал прелестную ложь».