Нельзя сказать, что у современных «документалистов» в драме и театре совсем не было предшественников; но таковыми отнюдь не являются натуралисты прошлого века. Конструктивизм в русском сценическом искусстве начала 20-х годов — вот художественное направление, которое явственно перекликается с сегодняшней документальной драмой. Та же суровая оголенность деревянных подмостков, то же презрение к «красочной, яркой театральности», то же благородное отсутствие «костюмности» и та же свобода обращения со сценическим пространством и временем. И те же, почти те же высокие идейные цели: осознать (все-таки осознать, а не «заразиться», «восторгнуться» и прочее) истекший исторический перелом, понять исторический момент. Конечно, различия между театральным конструктивизмом и театральным документализмом чрезвычайны: первый «осознавал» конструктивную, созидательную роль революции, второй исследует, расследует и осознает преступления, подвиги и итоги тотальной войны. Там стимулом для возникновения художественного направления было революционное насилие, и отсюда вся энергия, здоровая напористость, вся мощная бодрость конструктивизма; тут долгом искусства стал суд над теми, кто развязал тотальные, хищнические, эгоистические инстинкты, выпустил на волю животные, скотские силы зла. Отсюда — в документальной западной драме и в театральном жанре «спектакля-суда» — некая сознательная замедленность, даже, пожалуй, заторможенность сценического действия- Разница, как видим, колоссальна, а общность мала. Тем не менее самая малость этой общности и характерна и знаменательна. Очистительный смысл катарсиса в конечном счете заложен и в динамике конструктивизма и в статике документализма на сцене.